мастер книг. дороги

Стена снова заскользила в сторону, обнажив тьму.
— Это мой подземный гараж, — объяснила женщина. — Сейчас вы поедете со мной, чтобы получить первое задание.
Темнота выстелена бетоном с голубоватой подсветкой, разгорающейся от наших движений. Реакция на движение — так устроен мир: вечная жизнь в режиме тотальной экономии энергии.
Её кресло встроилось внутрь машины-трансформера, тёмный открыл передо мной вторую боковую дверь, аккуратно закрыл и занял место пилота.
Над нами распахнулся потолок, раскрылся парашют света, и машина всплыла в высоту.
В молчании я наблюдал расчерченный на кварталы город: редкие сверкающие жемчужины — бассейны в оазисах зелени в светло-синих перевёрнутых чашах аэраторов, защищающих растения и воду от жесткого излучения. Перекрывающие дневной свет огни игровых кварталов — огни возможностей, надежд и азарта. Серые силовые кварталы — здесь решаются спорные вопросы о планировке и перепланировке всех ресурсов города, включая население. Сумеречные кварталы людей без врождённой электроники — скорее фермы по выращиванию внутренних органов человека. Натуральные люди, не защищаемые ни апргрейдом, ни аэраторами, умирают самое позднее в пятьдесят — слово «экология» стало ругательством. В двадцать многие сами идут на продажу — органы выросли и ещё не изношены. А повреждённые части можно восстановить или разобрать на ткани.
Если купят, остальная семья не умрёт, денег хватит на небольшой апгрейд или на дозу, или на пару ставок надежды в игровых. Смешные и страшные истории по этому поводу уже давно стали неинтересны сегодняшней публике.
Навечно главный предмет всех разговоров — энергия, концентрированная жизнь в проводах. Альтернативный способ выживания. И справа от меня сидит хозяйка этой жизни.
Странное хобби — книги. Её должны интересовать процессы, рекой текущие вон в тот квартал, самый большой, благополучный и обильно освещённый. Квартал техников. Здесь делают апгрейд людей, андроидов на заказ, собирают любые биомашины по чертежам любых сумасшедших, если только у них есть деньги — что-то, что может заинтересовать даже пресыщенных дарами техников. Эксперименты не прекращаются, и гоблинский пригород растёт, как огромная свалка.
— Дороги людей, городов — этого и нескольких других — всё это предсказуемо, — говорит она окну. — Всё это было трижды бесконечное число раз. Просто теперь выглядит по-другому. Ты считаешь книгами пособия по биомеханике, физике, астроутилизации. Ни разу не встречался мыслью с более богатым воображением, чем твоё собственное, иначе был бы перехитрён и убит. Но знаешь, есть книги — путеводители к сердцу…
— У меня нет сердца. Врождённая патология. Потому и заряжаюсь. А так почти настоящий, — не знаю почему, торопливо выдаю я, и она снова смеётся.
— Как раз у тебя сердце есть. Ты интересный и живучий. Похож на книгу, в которой каждая строка возникает прямо у тебя на глазах. Посмотрим, что ты скажешь, когда прочитаешь Сервантеса.

---

что случилось

эпиграф
смеяться после слова "лопата"

Копал могилу — выкопал клад. Сплошное невезение, мель мне в киль. То есть любой скажет: ну как же, клад же. Ну так же за кладом же кладоискатели не вовремя являются. И не объяснишь, что ты тут случайно, хочешь труп спрятать, и всё. Недоверчивые у нас люди. Что вполне понятно и простительно. Попыток объяснить я всё же не оставил, пока не сломалась лопата. Потому что попытка = не пытка.
Но сдался и сбежал, бросив свой труп в беде. То есть друга. Бывшего. Ну а что, дело-то житейское.
Должен сообщить почтенному читателю, южные сорта табака не способствуют лёгкости дыхания.
Возможно, потому что это не совсем табак, то есть совсем не табак, если честно.
Или дело тут в сочетании крепких напитков и острых предметов в печени, самом злопамятном органе человека, не вовремя начинающем колоть.
В общем, далеко я не ушёл, был бит и потерял сознание. В беспамятстве мерещились до смерти огорчённые бегуны-олимпийцы, в досаде швыряющие на идеально ровные беговые дорожки бутылочки с кристально чистой водой.

Потом последовало в высшей степени неприятное объяснение с главарём этой шайки (то бишь начальником экспедиции за сокровищами, англичане бандитами быть не могут — воспитание не позволяет, этикет им во все правила). Однако донести до социума, что я не крыса-морячок, а честный пират, всё-таки удалось. Но тут они прицепились к трупу, и — а как же — признали в нём своего давнишнего другана Бииииилли! Поразительно: как можно столько пить и при этом помнить, кто сидел в таком-то порту напротив пять лет назад, если ты его не пришил? Ведь невозможно? И я так подумал, потому и сказал, что это вообще-то Джонни, и раз ты, браток, его знаешь, значит, знаешь, где остальные его денежки.

Не смея прерывать резко оживившуюся беседу, я решил пока прогуляться бережком, случайно наткнулся на экспедиционные шлюпки и решил романтично сплавать в закат. Видимо, под влиянием накатившей меланхолии (на закат нельзя смотреть в одиночестве, иначе душа твоя навсегда наполнится слезами вместо рома) пробил дно оставшихся двух лодок и отчалил. На грани смерти меня, разумеется, подобрало какое-то корыто, полное сердобольных добропорядочных людей, и вот, в который раз попал на материк, да мало того, в добрую Англию, старый порт, который сто смертей и штормов назад был моим домом.

---

мастер книг. карта

«Новая виртуальная страница», — прозвучала металлическая мысль. Я даже не поморщился. Всплывающие сообщения похожи на укол в голову, но к этому привыкаешь со временем.
На карте без прикрас наше поселение— двадцать миллионов между жизнью и смертью, и этот курортный городок на Побережье, оказывается, совсем не одинок.
Карта поглотила моё внимание. Упиваясь пробуждённым интересом, я жадно вглядывался внутрь. За пределами города всё Побережье не высохшие пустыни — там есть океан, он есть, как и был, и там есть города. Маленькие, крохотные точки кипения жизни.
Как ни хотелось тут же в них оказаться, меня приглашали в другое место. Хотя нет, как раз в это: центр города, здание библиотеки, верхний этаж, выставочный зал.
Где я и стою спустя секунду после прикосновения её руки, в полном одиночестве.
Нужно зайти в тупик, там за стеной неучтённое помещение вне поля зрения камер, настроенных так, чтобы видеть всё. Камеру можно отвлечь, если умеешь управлять собственной врождённой электроникой. Но проще создать «слепое пятно» психологически — в тупике ведь не на что смотреть.
Стена скользнула в сторону, открыв небольшую комнату. Женщина в массивном кресле, тёмный человек за её спиной.
Человек рядом с ней привлекал внимание полным отсутствием личности — ничего, кроме тёмного: гулкая глубина за стальными переборками. И не понятно, с какой стороны стали ты, а с какой он. На вид всё довольно просто — два метра высококачественной человечины, апгрейд высокого уровня. Даже сканер есть — по глазам узнает любого. Теперь и меня.

— Почему я?
— Зачем вы занимаетесь альпинизмом?
— Хотите меня отвлечь?
— Хотите меня раскусить?

За стеной грохнуло и дрогнуло. Наше помещение тронулось вниз — по крайней мере, так казалось восприятию.

— Похоже на взрыв? Да, это был взрыв. Выставочного центра больше нет.
— Вы взорвали библиотеку?
— Её давно уже не было. Что не украли, подменили муляжами. И закрытие библиотеки, и этот взрыв — констатация факта.
И докажи теперь...
— Вы свободны уйти в любой момент, вас не будут преследовать. Но, как любой женщине, мне хочется, чтобы мой наивный расчёт оказался верным. Надеюсь, вы не уйдёте. Именно потому, что всё ваше существо за… побег, — она улыбнулась.
Полузабытое — блики света на воде. Почему оно вспомнилось сейчас? Беспечность — детонатор смерти. Хм, если бы не любезное приглашение, я уже был бы мёртв.
— Выслушать вас мне ничто не мешает. Карту оставлю себе.
Ещё одна улыбка.
— Интересуетесь географией?
— Жизнью.
— Именно поэтому я хочу предложить вам постоянную работу. От вас мне нужно две книги в месяц. Я обеспечу вам постоянный — пожизненный, если хотите, — заряд.
Мрачно.
— Я заряжаюсь раз в полгода.
— Помимо энергии не исключены внеочередные премии и отпуска.
— Статус чиновника, разблокировка философского хода мысли и сны об океане.
Теперь смех.
— Требуете снов об океане и хотите мыслить философски? Я потеряю вас, не обретя. Ваша вера в мои возможности очень лестна, даже трогательна, однако психоконтроль не в моей власти, а статус хищникам вроде вас не положен. Всё, что я могу предложить, нематериально: время, энергия, знания, то есть доступ в мою личную библиотеку.
Я перестал дышать.
По движению её руки тёмный выкатил на середину внушительный ящик.
— И ваше альпинистское снаряжение. В обмен на Шекспира. Если вы согласны.
Комната мягко спружинила и остановилась. Мы прибыли.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Полиция снов

вообще другой сон) "может, эта песня без конца, а может, без идеи" (с))

Была весна, но я шла по осеннему городу, солнечному, знакомому, помолодевшему вместе со мной на десять лет.
Кто-то кого-то ловит? Мимо пронеслась запыхавшаяся женщина, остановилась, увидев что-то на земле, присела, подобрала. Из пространства, где его только что не было, к ней подошёл серьёзный человек в чёрной кожаной куртке.
— Нашли ещё одну часть?
— Да.
— Мы найдём их. Они где-то близко.
Он взял женщину за руку и исчез вместе с ней.

Я снова шла. На этот раз вела за руку ежа, походившего на девочку лет пяти, общительного и милого, моего старого знакомца.
— Это вы? — серьёзный мужчина преградил путь моей детской фотографией.
Я молчала, пытаясь определить, тот же это человек, что в прошлый раз, или другой.
— Вы? — его взгляд вдвинулся в мои глаза.
— Что случилось? — дёрнул меня за рукав ёж.
— Я. А что случилось? — повторяю я.
— Пройдёмте.

В этот раз осень холодная, прозрачная, как хрустальный орех, в котором спрятана зима — белое платье Золушки. Как всегда в случаях "пройдёмте", у меня есть срочное дело.
Но я иду за мужиком. Их контора совсем близко от моего дома — в яви там стоит общага, в этом же здании банк.
Неудобно: сумка набита нужными вещами, ёж тянет за руку и тяжелеет от напряжения. Это место совсем не его.

Меня ведут в комнату, где сидит усталая женщина со свёрнутыми в пучок серыми волосами, тонким носом и прозрачными, как слизь, глазами.
Она задаёт отвлекающие вопросы — разговорить. Ей не нравятся мои ответы; она забирает мои пропускные документы, бросает: "Подождите" — и выходит вон.

Мы с ежом развлекаем друг друга: он превращается то в одно, то в другое, пытается пугать меня правда страшным рычанием и оскалом, в котором плещутся ночь и блеск. Я открываю невидимый сундук явлений и мест. Ёж притихает и начинает их рассматривать.
К тому времени как в комнату подтягиваются другие люди, ёж всерьёз увлечён: перебирает разноцветные шарики событий, разноцветные стёкла взглядов сломанного калейдоскопа обратной вселенной.

Прибывшие — громкие, пренебрегающие границами, уверенные. Напряжение ожидания бьёт током. Моё терпение сидит у зарешёченного окна и смотрит в сумеречное серое небо — там занавесками висят вечерние сумерки.

Снова появляется дама в сером, теперь чётко похожая на уборщицу. Не удивлюсь, если так и есть — в подобных этому заведениях не пренебрегают проверками и розыгрышами, причём разыгрывать могут неделями, мелькающими в реальности, как секунды, а на самом деле длинными, как Транссибирская магистраль.

— Я не знаю этих людей.
— Вы свидетель, — качает головой дама. — Вы находились там, когда...
Она показывает, и я прохожу в воспоминания другого своего сна сквозь её голову и — да, вспоминаю.
Вон тот, напротив по диагонали, тогда — весёлый, с тяжёлой кружкой пива, сейчас — среди свидетелей. Оба раза прекрасно замаскирован. Его даже они не выявят, а я помогать не стану, хотя бы из уважения к такой классной маскировке.

Возвращаюсь, первым делом подбираю ежа, похожего теперь на неочищенный каштан — круглый и с иголками.
Разворачиваю его потихоньку, показываю женщине, что видела. Она конечно чует не то, но направления не улавливает и верит надписи на клетке с буйволом.
Ёж немного оживляется, начинает говорить. Заскучал, говорит он, вот и всё. Они мне ничего такого не сделали.
Меня по кирпичику разбирает гнев.
Ёж вздыхает, когда мы наконец покидаем контору и выходим в осенний вечер-занавеску.
— Надо бы это убрать, — говорит он. — Мы больше сюда не придём.
Контора за нашими спинами рассыпается пожаром алых листьев, и ветер несёт их нам под ноги.

Впереди больше нет дороги к дому — только летящие листья под взглядом луны.

---

Мастер книг

4635 знаков

Мастера книг ищут и доставляют книги будущим владельцам.
Иногда прямиком от владельцев нынешних.

Я почти плыл среди витрин, зачарованный. Здесь были выставлены на продажу книги, о которых человечество и думать забыло: «Геометрия электрических полей», «Вакуум сознания», «Свалка чёрных дыр» — юбилейное издание, к столетию открытия единственности чёрной дыры и Дню всемирного избавления от мусора, «Двадцать лет миль вдоль мысли» — в прекрасном состоянии, библиотекари знали своё дело.
Весь бомонд здесь, и весь инкогнито, разумеется: в наше время немодно появляться на людях физически. Фантомы богачей и мастеров скользили над полированным каменным полом, пугая редких людей, пришедших сюда посмотреть на книги — странные, отставшие от своего времени создания, что так долго занимали умы человечества.
Одна за другой они возникали передо мной — спящие драконы в переплётах, хранящие знания в глубине тишины страниц.
«Биомеханика и создание биополей андроидов». В половину роста и толщину взрослого человека. На переплёте чёрной кожи проступают сквозь время следы чешуи. Вплавленное в чёрное пространство переплёта золото букв. Первая книга по теории андроидов.
Бесценно. Ну, как бесценно: пара-тройка мегаполисов со всем содержимым, включая население. Посмотреть бы на покупателя. И на мастера, конечно. Ведь книгу нужно не только купить, но и доставить владельцу.
Ментальная проекция Одина проплыла совсем рядом и затерялась в конце коридора витрин. Странная кличка. Он смеётся, мол, таскаю мёд поэзии трутням-читателям, потому и Один.
Может, надо ударение ставить на второй слог — мастер ведь всегда один. Как и любой другой человек, разумеется, но всё же. Человек, который не знает, обнаружит ли поутру свою голову на привычном месте, кажется, более одинок, чем остальные. Но может быть, я не прав.
Иногда одиночество настойчиво нарушают. Это неприятно, как взгляд, владелец которого вот уже час искусно растворяется, стоит приблизиться моему вниманию.
Сыграем. Снова. Как всегда.
Книги подешевле выложены открыто, не под стеклом. Скорее подделки под книги: тоненькая клееная копия древней, а потому ценной подделки: безвестный автор, мрачные сюжеты в три строки. «Шекспир в пересказе гоблина». Гоблины, мрачные существа, первые неудачные андроиды, бывшие люди. Они не владеют речью.
Интересно, шекспир — это вроде сказки? Тогда должно быть «шекспиры». Выясню. Книга скользнула мне в рукав, и владелец взгляда материализовался у моего локтя. Едва мне по плечо, куртка бесформенная и кажется, внутри нет тела. Капюшон поворачивается в мою сторону, и я наконец вижу лицо. Глаза. Бесцветные во-первых, прозрачные во-вторых, ясные в-третьих. И только потом, долгую секунду спустя можно заметить, что это женщина. Очень старая женщина с очень слабым, но настоящим телом.
Она сродни урагану. Она где-то там, по ту сторону экранов масс-медиа, и мало кто видел её в реальности. Да и сгустившийся вакуум вероятностей вокруг нас вполне можно принять за око бури.
— Вы знаете меня, — она говорит очень тихо и внятно.
Молчу — зачем подтверждать очевидное.
— Книга из вашего рукава может стоить пару лет лишения мысли…
Хорошо, что книги в моём рукаве уже нет.
— …или набора лучшего альпинистского снаряжения.
Меня изучали. Потому что
— Вам предложат работу.
Только не здесь.
— Вас ожидают.
Прикосновение вкладывает в мою ладонь тонкую пластину.
И кто поручится, что это не очередная портативная смерть? Разве что необоснованность и беспричинность — сёстры бездействия.
Пластина теплеет, в голове возникает ментальная голограмма. Дорогая технология.

План-карта, мой путь, разговор, дорога и тяжёлая книга, которую надо получить и доставить, не умереть и успеть, — всё сливается, вспыхивает картинами, растягивается почти на год и наконец втягивается в её зрачки.
Зрачки этой женщины — чёрные иллюминаторы во вселенную. Она улыбается в жар моего взгляда: ясно, что я безнадёжно опоздал родиться. Она стара, слаба и умирает.
— Спасибо за книгу.
— Она тебе не нужна.
— Будь ты рядом, у меня бы не хватило на это мужества. Но мне нужно умереть, пойми. Я на две трети электроника и сталь.
— Ты — это ты.
— К сожалению, давно уже нет. Ты ещё ощутишь, как прекрасно быть собой. И — поверь — забудешь меня, как сон. Я и есть сон. И ты уже просыпаешься. Мы просыпаемся.
Её рука теряется в моей, становится сухой и тонкой, как ткань; искажённое слезами изображение окончательно расплывается.
Я просыпаюсь.
С мокрыми, ещё закрытыми глазами.
Сжимая в руке пододеяльник.
В незнакомом мире.
Чужом городе.
Женском теле.
Отзвук её имени срывается с моих теперь губ и бесследно тонет в яви.

---

Енгибарову — от зрителей

Шут был вор: он воровал минуты —
Грустные минуты, тут и там, —
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами,
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован —
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун!
Если клоун — должен быть смешной!"

Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
"Вышел на арену, так смеши!" —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье — век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой, —
Клоун, правда, слишком мрачноватый —
Невесёлый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал —
Горе наше брал он на себя.

Только — балагуря, тараторя, —
Всё грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы —
Шут сгибался в световом кольце, —
Делались всё горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас —
Будто обезболивал нам роды, —
А себе — защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах, как нас прекрасно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая своё.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами её.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нём сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь — и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.

Зрители — и люди между ними —
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.

Он застыл — не где-то, не за морем —
Возле нас, как бы прилёг, устав, —
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперёд неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк — уже не пантомима:
Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживём и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках...

Сгинул, канул он — как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему — придумал, —
Этот клоун был без колпака.

Владимир Высоцкий, 1972

---

Шар на ладони

В цирке люди делают сложнейшие трюки. Они летают под куполом, жонглируют десятком предметов и ещё стоят на руках, и этому, я утверждаю, особенно трудно и сложно научиться.
И сложно это не только потому, что по ночам у вас будут болеть плечи от бесконечных тренировок, распухать кисти рук и наливаться кровью глаза...
Всё это, конечно, тяжело, и всё-таки это рано или поздно забывается. Вот только одно никогда не забывается, это когда ты стоишь на двух руках, медленно отрываешь одну руку от пола и понимаешь, что у тебя на ладони лежит земной шар.

Леонид Енгибаров "Клоун с осенью в сердце"

---

---

Путешествия между иногда внезапны.
Больше всего не люблю просыпаться, оставив недоделанные дела на той стороне: вот недавно набрела на целую ораву каких-то гоблинов, которые отказывались дохнуть, как обычные, чем сильно обрадовали — интересно же, как их довести до логического завершения. Попробовала способов пять, парочка сдохла, а остальных — не успела, проснулась не вовремя.
Представляю, как они, недобитые мои, бродят где-то в астрале; даже смутно слышится их обиженный рёв.

---

Достоинство прежде всего! :)

25.02.2012 в 01:40

Пишет  la_tisana:

---

чуть не ушла на работу на час раньше, и это при том, что простужена и тяжело

КУРИТЬ_ХОЧЕТСЯ_БРОСИТЬ

---

Помощник криэйтора

У меня был кризис жанра, я не мог придумать слоган для компании. Поэтому за меня это сделал робот: Дракон: накати матрицу. Криэйтор, помоги себе.

---

я ваще-то просто аватар опять ищу, а тут вот всё время попадается

---

лично я за Алукарда!

---

Сижу смотрю на оставшуюся зиму.
Надо наслаждаться моментом: под конец включают самые красивые метели.
И, блин, сил уже нет на них смотреть — так весны хочется.

---

очередная тестовая фаза

квашня

Спасибо, что прошли тест. Шкафчик

Вы очень умны и разнообразны. Порой очень трудно разгадать и объяснить ваше поведение. Вы непредсказуемы. Вы обладаете очень многими важными и полезными качествами для других людей. Но они скрыты от остальных, лишь иногда, только самым близким вы позволяете открыть «дверку» и взять необходимое.

Пройти тест

---

:]

Характер ника

Ваше имя Ваш ник это… свобода. Ты живешь так, как желает твоя душа.

все гадания на aeterna.qip.ru

---

батынкы

---

кто это?

Я пишу как
Александр Зорич

Фан-проект от 'Prime Elements' - trading card game. Я пишу как...